– Форумов сегодня много, зачем нужен еще один? Каковы его задачи и, главное, чем обернутся результаты обмена экспертными мнениями?
– Люди сегодня не понимают, почему падает уровень жизни и сворачивается производство, в то время как во всем мире, кроме разорванной в клочья Украины, идет оживление и рост экономики. Даже бизнесмены не могут понять, почему проводится столь странная политика, противоречащая как опыту передовых стран, так и здравому смыслу. Поэтому многие сворачивают свой бизнес и уезжают в места с более благоприятным инвестиционным климатом.
На Антикризисном экономическом форуме попытаемся разобраться в этих вопросах. Не будем искать виновных, а попытаемся понять, можно ли гармонизировать в нашем обществе интересы и проводить политику экономического роста в общенациональных целях. Обсудим необходимые для этого меры – как с точки зрения экономической теории, так и исходя из имеющегося у участников форума практического опыта. И, конечно же, подготовим рекомендации для органов регулирования нашей экономики, представим результаты этих обсуждений в формате конструктивных предложений.
– Раз уж вы затронули проблему массового отъезда предпринимателей – согласно докладу Millionairemigrationin 2015 проекта NewWorldWealth, в 2015 году эмигрантами стали около двух тысяч россиян, чье имущество составляет от миллиона долларов и выше. То есть представителей среднего класса, наиболее часто представленных в малом и среднем предпринимательстве…
– Я бы не делал скоропалительных выводов, хотя тенденция, очевидно, негативная и связана с нарастающей тревогой состоятельных людей за свое будущее.
Думаю, главная причина – гнетущее ощущение неопределенности и нарастающего хаоса. Согласитесь, когда вам говорят, что у нас – самая стабильная в мире финансово-экономическая система, которая станет спокойной гаванью для международного капитала в условиях начинающегося глобального финансового кризиса, а потом вдруг оказывается, что от этого кризиса российская экономика упала больше всех из стран G20, то это может быть по двум причинам. Либо кто-то на кризисе наживается, усугубляя его последствия для всех остальных. Либо мы вообще не контролируем ситуацию – проваливаемся в трясину там, где были уверены в твердой почве.
Сейчас ситуация стала еще хуже – никто не может предсказать ни курс рубля через неделю, ни условия рефинансирования кредита, ни состояние спроса. И западные санкции этому служат причиной лишь в той мере, в которой наши денежные власти усиливают их последствия своей валютно-денежной политикой. Никто нас не заставлял ни пускать курс в свободное плавание, ни отдавать Московскую биржу на откуп спекулянтам, ни повышать ключевую ставку. Наоборот, санкции появились только тогда, когда обо всех этих мерах было объявлено и американцы стали уверены, что эффект от недружественных мер будет многократно усилен Банком России.
Когда состоятельные люди видят эти глупости, у них нарастает ощущение некомпетентности и беспомощности госрегулятора, который усиливает внешние негативные факторы под разговоры об обратном. Наш народ хорошо усвоил древнюю поговорку о том, что, когда Господь хочет кого-то наказать, он лишает его разума. Никто не хочет зависеть от безумной макроэкономической политики. Можно справиться с любым врагом, если действовать разумно. Но если этого врага задирать и одновременно подставлять под его удары самые уязвимые места, вряд ли можно уцелеть.
У думающих людей возникает когнитивный диссонанс – они понимают, что США ведут против нас гибридную войну, но не могут понять, почему в этом им помогают наши денежные власти. И тем более не понимают, почему за явные промахи в макроэкономической политике, вплоть до открытого нарушения конституционных обязанностей Центробанка, не только не наказывают, а еще и хвалят. Вот они и бегут с корабля, потому что считают, что он потерял управление и отдан на волю внешних сил. По меньшей мере, в сфере макроэкономического регулирования.
– Еще в советские времена, совсем молодым человеком, вы входили в неформальную группу экономистов, ратовавших за применение реформ. Они случились в девяностые и, по сути, «выстрелили» чуть позже. С недавнего времени все плоды реформирования экономики, увы, погребены. Сегодня на пороге финансовой катастрофы стоят 9% малых предприятий Санкт-Петербурга, еще 42% отмечают, что их финансовое состояние – на грани выживания…
– Выход виден – читайте мои доклады по стратегии экономического роста. Давно пора реализовать общепринятые в развитых странах методы управления развитием экономики…
– Тогда о деньгах. Деклараций звучит много, но доступ субъектов малого и среднего бизнеса к кредитным ресурсам в кризисный период только ухудшился. Где деньги взять, господин советник Президента?
– Это проблема не только малого и среднего, но и всего бизнеса.
Повышение процентных ставок ударило по всей экономики и стало главной причиной падения производства и инвестиций. С конца 2014 года, после того как Банк России взвинтил ключевую ставку почти втрое выше средней рентабельности в обрабатывающей промышленности, рост производства прекратился, инвестиции рухнули, научно-технический прогресс остановился.
Еще экономист Йозеф Шумпетерназывал процентную ставку налогом на инновации. Но налогом не в пользу государства, а в пользу рантье, ростовщиков, которые наживаются на нехватке денег. Высокие процентные ставки выгодны банкам-монополистам, которые пользуются государственной поддержкой и получают сверхприбыли на выжимании доходов из производственной сферы. Эта политика проводится в их интересах, и не имеет ничего общего с рекомендациями науки.
Высокие процентные ставки лишь закрепляют высокую инфляцию, поскольку переносятся предприятиями в цену продукции или влекут сокращение оборотного капитала и падение производства, что автоматически означает снижение покупательной способности денег и провоцируют инфляцию.
Недавно наши ученые – Роберт Нижегородцев и Нина Горидько – доказали, что для каждой экономики существует свой оптимальный уровень монетизации. Отклонение от него вниз, так же, как и вверх, сопровождается повышением инфляции. У нас экономика сильно недомонетизирована, поэтому борьба с инфляцией в этих условиях путем дальнейшего сжатия количества денег неизбежно влечет повышение инфляции, что уже многократно доказано и нашим печальным опытом.
Никакими субсидиями этот макроэкономический дефект не исправить. Субсидии помогают в ситуации, близкой к равновесной, а у нас искусственно созданный дефицит денег влечет стагфляцию, в условиях которой субсидии лишь смягчают созданный денежными властями кредитный голод, но не могут нормализовать ситуацию. Ведь субсидии выделяются за счет бюджета, а это не более чем перераспределение денег между налогоплательщиками. Это все равно, что бороться с малокровием путем перекачки крови из одной руки в другую.
– Вот, смотрите, рубль в два раза ослаб, а программа импортозамещения, похоже, так и не заработала. Доля импорта в розничном потреблении, как говорят аналитики «Альфа-банка», по сравнению с докризисными 43-44% сократилась лишь до 35%. А, по данным Всемирного банка, 70% российских компаний по-прежнему используют иностранные сырье и полуфабрикаты…
– Во-первых, снижение доли импорта в структуре потребительского спроса на 10% – это уже большой шаг по пути импортозамещения.
Во-вторых, в агропромышленном комплексе наблюдается быстрый рост производства мясной и молочной продукции, по птице мы уже почти вышли на самообеспечение. Именно потому, что за счет всех форм господдержки кредитные ресурсы обходятся предприятиям АПК не по 20%, а по 8% в среднем. Это дает возможность наращивать обороты и инвестировать в расширение производственных мощностей.
В-третьих, загрузка последних в промышленности составляет в среднем около 60% – спад производства в России происходит на фоне значительных свободных производственных мощностей, в том числе введенных за последние пять лет. И связано это с недостатком и дороговизной кредитных ресурсов, что не дает возможности наращивать оборотный капитал.
Поэтому и не идет импортозамещение. Его потенциал оценивается в 3-5 трлн рублей прироста промышленной продукции отечественного производства. Но для этого надо, соответственно, 1-3 трлн рублей кредита на закупку сырья, комплектующих, зарплату, хранение товаров до момента реализации. В разных отраслях высокотехнологической промышленности средний производственный цикл составляет 2-5 лет, и на эти сроки нужны кредиты под увеличение оборотного капитала, чтобы расширить производство.
Наши денежные власти этого почему-то не понимают и, вместо расширения кредитования экономики, занимаются его сокращением. С момента введения финансового эмбарго против России западные кредиторы забрали из нашей финансовой системы около 250 млрд долларов, а Центральный банк – еще около 5 трлн. Такого кровопускания никакой экономический организм не выдержит – начинается отмирание целых отраслей промышленности.
– Крупный, средний и малый бизнес в России. Как они должны взаимодействовать между собой? Есть ли экономическая целесообразность, чтобы даже небольшой субъект предпринимательства в партнерстве с крупным бизнесом присутствовал во всех сферах экономики?
– Если биолога спросить, как должны взаимодействовать между собой крупные и мелкие животные или их популяции, он пожмет плечами.
В теории есть понятие оптимального масштаба производства. Но оно очень вариативно и подвижно – зависит от технического уровня, характера кооперации, состояния рынка и величины спроса. Поэтому это управленческий вопрос, который в условиях рыночной экономики решается хозяйствующими субъектами самостоятельно в пределах антимонопольного законодательства. У нас доля малого бизнеса относительно мала вследствие комплекса причин: высокое административное и криминальное давление, для защиты от которого предприниматели вынуждены прибегать к коррупционным связям, обременяющим бизнес. Плюс нехватка кредитов и их запредельная дороговизна. К тому же разрушение производственно-технологической кооперации в ходе массовой приватизации промышленных предприятий «по частям», вследствие которой вымерло большинство средних машиностроительных заводов.
В отличие от передовых стран малый бизнес у нас сосредоточен не в высокотехнологических секторах, а в торговле, куда подались миллионы оставшихся без работы инженеров и квалифицированных рабочих. Нужно создавать благоприятную среду для предпринимательства в целом, в рамках которой для малого бизнеса могут действовать специальные инструменты поддержки, соответствующие специфике вида деятельности.
Для инновационного бизнеса важно венчурное финансирование и доступ к оборудованию, для этого создаются технопарки и бизнес-инкубаторы. Не только рядом с крупными предприятиями, но и с университетами и научными институтами. Если мы говорим об агропроме – нужны сезонные кредиты и посевной материал. Если о ресторанах – защита от поборов. Иными словами, здесь нет простого решения. Нужна кропотливая и сложная работа всех ветвей власти, которые еще надо очистить от коррупции и некомпетентности.
– Взяли московские власти, и снесли в массовом порядке павильоны. А со стороны предпринимателей, которых разорила «ночь длинных ковшей», ни слова…
– А что они могли сделать – встать вместе с семьями под ковшами? Протестные акции со стороны предпринимателей едва ли могут иметь какой-то эффект. От этой кампании пострадали не только предприниматели, но и потребители их бизнеса. Возможно, они выразят свое отношение к такой политике на выборах.
– Сергей Юрьевич, может, России вообще не нужен бизнес? Вместо крупного – госмонополии. Вместо среднего – ЗАО с контрольным пакетом акций у государства. А малый бизнес – ограничив в правах, заменить чем-то вроде советских кооперативов. И больной вопрос – что делать с предпринимателями, будет снят с повестки…
– Ну, против лома, как известно, нет приема. Дело не в том, что много государства, а в неудовлетворительном управлении. Доля государственной собственности у нас не выше, чем в ЕС и тем более в Китае. Доля регулируемых цен – меньше, чем в США или в ЕС, как и роль в их экономике антимонопольного регулирования…
Меня удивляет другое. Почему наши рыночные фундаменталисты и ультралибертарианцы, отрицающие позитивную роль государства в экономике, все время норовят рулить государственной собственностью? Госбанки, госкорпорации, госфонды – находятся в значительной части под их управлением. Складывается впечатление, что все разговоры про либерализацию экономики – это не более чем уловка, чтобы не допустить планирования и государственного контроля. Ведь если государство начнет планировать управление своей собственностью, то придется отвечать за выполнение планов. А так они, прикрываясь либеральной демагогией, управляют госсобственностью как своим личным имуществом.
Я убежден, что необходимо стратегическое планирование, на основе которого путем частно-государственного партнерства формируются совместные индикативные планы модернизации и наращивания производства. Мое конкурентное преимущество в этой области – знание закономерностей современного экономического роста и научно-технического прогресса. А это функция государственного управления.
Беседовал Кирилл МЕТЕЛЕВ, «Новости малого бизнеса»