По телевизору говорят, что бизнес-климат в стране стал лучше, а предпринимателей преследуют чаще. Как связать два явления? Эти вопросы «Новости малого бизнеса» обсудили с управляющим партнером компании CLC, доцентом юрфака СПбГУ Натальей Шатихиной
— За последние годы бизнес-омбудсмены фиксируют рост числа уголовных дел против предпринимателей. Что это – спекулятивная статистика, карательные установки правоохранительной системы или коммерсанты стали чаще попадаться?
– С одной стороны, мы действительно имеем дело с кривой статистикой. С другой – очевидны «тренды», которые задают курс на увеличение уголовных дел.
Государство серьезно усилило фискальные функции. Надо учитывать, что в нашей стране все реформы спускаются сверху. «Верхние» слои «едут» быстрее, чем нижние, что характерно для транзитных обществ. Движение к цивилизованным западным институтам у нас часто сопровождается рывками, и бизнес оказывается неспособен адаптироваться в новых реалиях. Именно поэтому 90% российских коммерсантов не выживают на Западе. Ведь в Европе вы никогда не сможете вести дела так, как в России.
Конечно, бизнес любит жаловаться и ругаться. Но еще несколько лет назад огромное число компаний не платило налоги, что не являлось чем-то неприличным. Хотя именно в этом и кроется конкурентное преимущество нелегалов перед добросовестными предпринимателями. В целом усиление фискальной политики – позитивный момент для общества.
Но статистические подъемы связаны и с «традициями» нашей правоохранительной системы. Недавно в прокуратуре Санкт-Петербурга состоялась проверка, в ходе которой выявлен статистически неверный массовый необоснованный учет уголовных дел. Претензии в данном случае предъявляют надзорному органу, хотя нужно бы переадресовать их следствию.
Ни для кого не секрет, что правоохранители бегают за «палками». То есть любой ценой пытаются повысить статистику раскрываемости преступлений. Ведь куда выгоднее возбудить уголовное дело по каждой фальшивой купюре в чемодане, чем объединить все найденное в один эпизод. Как самостоятельное преступление можно квалифицировать каждый квартал неуплаченные налоги. И тогда в отчетах вы увидите не одно раскрытое преступление, а четыре или восемь.
– Какой объем в этой статистике занимают заведомо незаконные дела в отношении предпринимателей? Наверное, процент велик, раз это явление хотят «профилактировать» расширением ст. 299 УК РФ (привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности) предпринимательским составом?
– Во-первых, это миф, что невиновного человека можно схватить и кинуть в тюрьму. Давайте, будем откровенны: почти всегда речь идет о не очень чистых ситуациях. Иногда следователь произвольно толкует какие-то вещи. В цивилизованном обществе мы могли бы ему ткнуть: а вы сначала докажите!
Но в России мало обращают внимание на чистоту доказывания, однако это не исключает факта нарушения закона предпринимателем. Как правило, ситуация обоюдна, и улучшить ее введением заведомо ущербной нормы не получится. Я говорю об упомянутой новелле, по которой следователя могут посадить за незаконно возбужденное дело в отношении предпринимателя.
Во-первых, вы никогда не докажете, что должностное лицо умышленно привлекло человека к уголовной ответственности. Для этого необходима оперативная разработка. А если по ее результатам выяснится, что следователь действовал с умыслом, то какая разница против кого этот умысел был направлен? Превысил ли он свои полномочия в отношении бизнесмена или слесаря?
Не сомневаюсь, что у нас сразу же картинно появятся образцово-показательные дела по предпринимательским составам. И я могу сказать, к чему это приведет.
Сегодня российским законодательством предусмотрен исключительно позитивный институт реабилитации. Много ли у нас «реабилитантов» за исключением политизированных дел? Нет. Потому что «реабилитант» – это провал системы. По каждому такому делу следователь обязан отчитаться руководству. Там рассуждают примерно так: «вы год занимались делом, а теперь прекратили? Ройте землю, но докажите вину и прекращайте по нереабилитирующему обстоятельству!»
Если следователь поймет, что теперь его могут посадить на десять лет, то несчастных коммерсантов будут прессовать и продавливать. Только бы найти зацепку. Статья подследственна Следственному комитету, и он будет в таких случаях насмерть стоять, что, собственно, уже и происходит.
– Возращение в УК статьи о мошенничестве в предпринимательской сфере юристы мотивировали необходимостью снижения давления на коммерсантов. По вашим наблюдениям, введение привилегированного состава изменило такую практику?
– Если на заборе что-то написано, то это по-прежнему забор. Норма складывается в обществе, в кодексе она должна по факту уже закрепляться. Статья была бессмысленной раньше, такой же она остается и сейчас.
Невозможно обеспечить привилегированный состав для мошенничества, потому что нормы УК рассчитаны на обоснованно привлеченных к ответственности. В противном случае мы говорим, что нужно создать улучшенные условия для бизнесменов-мошенников. Ведь для добропорядочного коммерсанта невозможно улучшить положение изменением норм.
Я люблю приводить такой пример: вы говорите, что много народа гибнет от ударов тока при попытке свинтить провода. Давайте отменим закон Ома для участка цепи? Но люди гибнут не потому, что существует ток.
– Еще немного цифр, которые были озвучены главой государства: за 2014 год из почти 200 тысяч уголовных дел по экономическим составам реальным приговором закончились только 15% дел.
– Большинство уголовных дел по экономическим составам рассматривается в особом порядке. И прекращается на стадии предварительного расследования в связи с возмещением средств, например, в бюджет. Более того, само государство стимулирует такой порядок, поскольку уплаченные деньги – это пополнение казны. В цивилизованных странах до суда доходит по некоторым категориям лишь 5% дел. Стороны стараются максимально урегулировать вопрос на предварительной стадии.
Конечно, здесь нужно сделать поправку: упомянутые случаи – это страны с прецедентной системой права, где суд каждый раз устанавливает, есть ли в конкретном случае состав преступления. Сама их система заточена под максимальное урегулирование ущерба от «беловоротничковых» преступлений, потому что это долгоиграющие многолетние процессы. В принципе, сейчас мы идем к такому же порядку. И 15-20% дел, по которым выносится приговор в суде – это норма.
А вот отечественные перекосы системы связаны с фатальной ошибкой, допущенной в 2000-е годы. Тогда следствие отделили от прокуратуры, что повлекло колоссальное ослабление надзорного органа.
Прокуратура поддерживает обвинение в суде. Но принять базовое решение – передавать дело в суд или нет, она может только в момент знакомства с обвинительным заключением. И вот уже год-два идет следствие. Остановились все бизнес-процессы. Если дело ведут «с огоньком», кто-то сидит в СИЗО. Изъяты килограммы вещдоков, половина из них потеряна. И тут прокурор говорит: «ребята, а у вас тут нет состава преступления». На что получает ответ: «вы что, хотите подставить бюджет России?» То же происходит и с судом.
Необязательно произносить все эти тексты вслух, они подразумеваются. У прокуратуры отняли возможность отменять постановление о возбуждении уголовного дела, сделав ее, фактически, заложником интересов бюджета, и это порождает системные ошибки.
Здесь мы возвращаемся к «предпринимательским» статьям. Всем известно, что СК РФ часто живет жизнью, параллельной с Уголовным кодексом. На следствие переложили фискальную функцию, фактически пополнение бюджета считается показателем его работы. Но экономика – тонкая материя, в которой они мало что не понимают. Отсюда «кривые» дела.
Представьте, что вы находитесь один на один со следователем. Говорите: «у нас предпринимательский состав». Вам отвечают: «хорошо, идите в суд». Как рассуждает судья? Если признаков преступления нет, рано или поздно дело умрет само. А если я его прекращу, и потом у вас в чулане найдут какие-то ужасы? Нет, пусть уж лучше будет. Куда вы пойдете жаловаться? В прокуратуру? Но там рассуждают примерно так же. Конечно, в вопиющих случаях надзорный орган или суд пытается вмешаться, отправляет запросы, проводит совещания. Что дальше? Вот и остается предпринимателям писать Борису Титову да Владимиру Путину. Основная проблема в этом. А вовсе не в отсутствии каких-то привилегированных составов.
– А можно ли на бытовом уровне профилактировать вмешательство силовиков в предпринимательскую деятельность?
– Как это ни странно, но наши коммерсанты иногда проявляют чудеса наивности и очень легко ведутся на сомнительные предложения.
Раздается звонок, сотрудник правоохранительного органа вежливо просит подъехать, дать пояснения в рамках проверки и захватить бухгалтерию. Энтузиасты всей конторой копируют документы, а потом везут их вежливому собеседнику. Спустя три недели в компании проходит обыск, и всем предъявляют обвинение по восьми составам УК.
Спрашиваешь клиента: «зачем ты все это сделал?» «Ну, – говорит, – мне позвонили, попросили, корректно общались». Понятно, что корректно, как раз за агрессию сейчас можно вылететь с работы. Да и зачем им настраивать тебя против?
Часто случается, когда люди начинают эту статью сами себе «организовывать». Разговорились со следователем, попили чаю. И начались разговоры по душам – «мы с гендиректором выводим деньги, сейчас все это делают». Потом оказывается, что вы соучастник и идете под суд. Поэтому первое, что необходимо уяснить – не нужно добровольно упрощать работу правоохранителям. Хотят опросить – пусть пришлют повестку.
– Как обезопасить себя и документы во время обыска?
– Я могу зайти практически в любую компанию и на спор найти там печати и бланки сторонних организаций. Есть документы, которые нельзя хранить в офисе. И стол после рабочего дня нужно убирать. Увы, наши предприниматели часто пренебрегают этими правилами.
Поэтому когда к ним приходят силовики, ничего особо искать не надо. Вроде бы элементарно: снимите второй офис под документы, если это другая организация. Или купите сейф побольше. Если к вам ворвется СОБР, то сейф вырежут и унесут вместе с полом. Но если это акция устрашения, вы выиграете время. Где ключ от сейфа? Не знаю, не помню, мы им давно не пользовались. Шансы, что вас привяжут к батарее и начнут бить резиновым шлангом, ничтожно малы. Конечно, это шутка, но элементарных вещей немало.
– Что делать, если лицо, проводящее следствие, ведет себя неадекватно? Например, запрещает знакомиться с протоколом?
– Сейчас редко кто идет на откроенную подделку подписей. А вот по мелочевке могут придраться. Например, могут запретить сфотографировать постановление или протокол. Адвокат в этом случае перепишет его от руки. Представьте, пятница, вечер… Все понимают, что блицкриг не удался, и спецоперация, которая должна была уложиться в четыре часа, закончится глубоко заполночь. Начинаются другие разговоры. В этом нет неуважения, агрессии. Просто все остаются профессионалами.
Вообще, можно научить людей вести себя во взаимодействии с правоохранительными органами. К пользе обеих сторон, к слову сказать. На обысках часто действуют резко, жестко. Звучит все убедительно, но только для тех, кто сталкивается с этим впервые. Не надо хамить, тем более лезть врукопашную. Отбитые почки не вернут. Но как только вы начинаете аргументировано и грамотно общаться, ситуация нормализуется. И через какое-то время все начинают говорить по-человечески.
Беседовала Алла СЕРОВА